Неточные совпадения
Видно было, как кружатся в воздухе оторванные
вихрем от крыш клочки зажженной соломы, и казалось, что перед глазами совершается какое-то фантастическое зрелище, а не горчайшее из злодеяний, которыми так обильны бессознательные
силы природы.
Вихрь кружится все более бешено, вовлекая в свой круговорот всех, кто не в
силах противостоять ему, отойти в сторону, а Кутузовы, Поярковы, Гогины, Усовы неутомимо и безумно раздувают его.
— Ты молода и не знаешь всех опасностей, Ольга. Иногда человек не властен в себе; в него вселяется какая-то адская
сила, на сердце падает мрак, а в глазах блещут молнии. Ясность ума меркнет: уважение к чистоте, к невинности — все уносит
вихрь; человек не помнит себя; на него дышит страсть; он перестает владеть собой — и тогда под ногами открывается бездна.
У меня достало же
силы не есть и из копеек скопить семьдесят два рубля; достанет и настолько, чтобы и в самом
вихре горячки, всех охватившей, удержаться и предпочесть верные деньги большим.
Потерявшаяся в этом
вихре одинокая женщина могла только всеми
силами ненавидеть Сашку, которого считала источником всяких бед и злоключений.
Я чувствовал себя обвеянным чужою
силой, до того огромною, что мое „я“ как бы уносилось пушинкою в
вихрь этой огромности и этого множества…
Около палатки намело большие сугробы, после полудня появились
вихри необычной
силы.
Крутой
вихрь твоего полета, преносяся чрез твою область, затаскивает в вертение свое жителей ее и, влача
силу государства во своем стремлении, за собою оставляет пустыню и мертвое пространство.
Однажды, это было в пятницу на страстной неделе,
Вихров лежал, закинув голову на подушки; ему невольно припоминалась другая, некогда бывшая для него страстная неделя, когда он жил у Крестовниковых: как он был тогда покоен, счастлив; как мало еще знал всех гадостей людских; как он верил в то время в жизнь, в правду, в свои собственные
силы; а теперь все это было разбито — и что предстояло впереди, он еще и сам не знал хорошенько.
— Вопрос тут не во мне, — начал
Вихров, собравшись, наконец, с
силами высказать все, что накопилось у него на душе, — может быть, я сам во всем виноват и действительно никуда и ни на что не гожусь; может быть, виновата в том злосчастная судьба моя, но — увы! — не я тут один так страдаю, а сотни и тысячи подчиненных, которыми начальство распоряжается чисто для своей потехи.
Вихров продолжал хандрить и скучать об Фатеевой… Живин всеми
силами души желал как-нибудь утешить его, и с этою целью он старался уронить в его глазах Клеопатру Петровну.
Не забыть мне, милостивые государи, и того, — продолжал
Вихров, — как некогда блестящий и светский полковник обласкал и заступился за меня, бедного и гонимого литератора, как меня потом в целом городе только и оприветствовали именно за то, что я был гонимый литератор, — это два брата Захаревские: один из них был прокурор и бился до последних
сил с деспотом-губернатором, а другой — инженер, который давно уже бросил мелкое поприще чиновника и даровито принялся за дело предпринимателя «…
Он чувствовал, что каждое слово, которое говорил описываемый им молодой человек, сталью крепкой отзывалось; но в то же время
Вихров с удовольствием помышлял, что и этой
силы недостанет сделать что-нибудь честное в службе при нынешнем ее порядке.
— Дай только в лоб нацелиться, чтобы верный был выстрел, — шипел
Вихров и готов был спустить курок, но в это время вбежал Симонов — и сам бог, кажется, надоумил его догадаться, в чем тут дело и что ему надо было предпринять: он сразу же подбежал к Вихрову и что есть
силы ударил его по руке; ружье у того выпало, но он снова было бросился за ним — Симонов, однако, схватил его сзади за руки.
Вихров велел сотскому показывать дорогу и пошел. Мелков, очень слабый, как видно, на ногах, следуя за ним, беспрестанно запинался. Мужики шли сзади их. Время между тем было далеко за полдень. Подойдя к лесу,
Вихров решился разделить свои
силы.
— Непременно так! — воскликнул
Вихров. — Ты смотри: через всю нашу историю у нас не только что нет резко и долго стоявших на виду личностей, но даже партии долго властвующей; как которая заберет очень уж
силу и начнет самовластвовать, так народ и отвернется от нее, потому что всякий пой в свой голос и других не перекрикивай!
— То — цари, это другое дело, — возразил ей
Вихров. — Народ наш так понимает, что царь может быть и тиран и ангел доброты, все приемлется с благодарностью в
силу той идеи, что он посланник и помазанник божий. Хорош он — это милость божья, худ — наказанье от него!
Когда весною,
В сиянье первой красоты,
Откроет с
силой молодою
Могучий дуб свои листы, —
Тогда ничто его свободы
И свежих
сил не сокрушит —
Под грозным
вихрем непогоды
Неколебимо он стоит.
Варвара Михайловна. Я видела его однажды на вечере… я была гимназисткой тогда… Помню, он вышел на эстраду, такой крепкий, твердый… непокорные, густые волосы, лицо — открытое, смелое… лицо человека, который знает, что он любит и что ненавидит… знает свою
силу… Я смотрела на него и дрожала от радости, что есть такие люди… Хорошо было! да! Помню, как энергично он встряхивал головой, его буйные волосы темным
вихрем падали на лоб… и вдохновенные глаза его помню… Прошло шесть-семь — нет, уже восемь лет…
Более получаса прошло в этой борьбе искусства и ловкости с
силою; наконец полуизмученный
Вихрь, соскучив бесноваться на одном месте, пустился стрелою вдоль улицы и, проскакав с версту, круто повернул назад...
Иногда, лёжа в темноте на своей кровати, он вслушивался в глубокую тишину, и ему казалось, что вот сейчас всё задрожит вокруг него, повалится, закружится в диком
вихре, с шумом, с дребезгом. Этот
вихрь завертит и его
силою своей, как сорванный с дерева лист, завертит и — погубит… И Лунёв вздрагивал от предчувствия чего-то необычайного…
Когда Делорж копьем своим тяжелым
Пробил мне шлем и мимо проскакал,
А я с открытой головой пришпорил
Эмира моего, помчался
вихремИ бросил графа на́ двадцать шагов,
Как маленького пажа; как все дамы
Привстали с мест, когда сама Клотильда,
Закрыв лицо, невольно закричала,
И славили герольды мой удар, —
Тогда никто не думал о причине
И храбрости моей и
силы дивной!
Так, обходя круг сказаний о
вихре, мы возвращаемся к исходной точке и видим, что в зачарованном кольце жизни народной души, которая до сих пор осталась первобытной, необычайно близко стоят мор, смерть, любовь — темные, дьявольские
силы.
Власть кудесника так велика, что в любой момент он может выбить из бытовой колеи, причинить добро или зло — простым действием, которое в руках у него приобретает
силу: у галицких русинов знахарь втыкает нож по рукоятку под порог первых дверей хаты; тогда зачарованный, схваченный
вихрем, носится по воздуху до тех пор, пока заклинатель не вытянет потихоньку из-под порога воткнутый нож.
— Так как же, — говорю, — знать ты это знаешь, а сама лжешь, и не в пустяках каких-нибудь, а призываешь на себя нечистую
силу. Ты не шути этим: греха этого тебе, может быть, и не отмолить. Все, что ты матери плела на лешего, как он тебя
вихрем воровал и как после подкинул, — все это ты выдумала, ничего этого не бывало, а если и сманивал тебя, так какой-нибудь человек, и тебе не след его прикрывать.
Я изо всех
сил стискиваю зубы, чтобы снова не застонать от мучительной боли. Сандро
вихрем проносится мимо нас. Я знаю — сейчас он поскачет за доктором. Старый Михако бежит с фонарем. Маро несет теплую бурку Люды… Нечего и надеяться! Тотчас начнутся расспросы, упреки, жалобы!
Когда Дионис нисходит в душу человека, чувство огромной полноты и
силы жизни охватывает ее. Какие-то могучие
вихри взвиваются из подсознательных глубин, сшибаются друг с другом, ураганом крутятся в душе. Занимается дух от нахлынувшего ужаса и нечеловеческого восторга, разум пьянеет, и в огненном «оргийном безумии» человек преображается в какое-то иное, неузнаваемое существо, полное чудовищного избытка
сил.
Но бывают миги, когда раздельные огоньки эти сбиваются
вихрем в одно место. Тогда темнота вдруг прорезывается ослепительно ярким светом. Разрозненные элементы жизни, сжатые в одно, дают впечатление неслыханного напряжения, близкого к взрыву. И как раньше невозможно было жить от угрюмого мрака, от скудости жизненных
сил, так теперь жизнь становится невозможною вследствие чудовищного избытка
сил и света.
Сказав это, Магома изо всей
силы ударил Шалого нагайкой. Благородный конь, незнакомый до сих пор с таким приемом, рванулся, встал на дыбы и… понесся вперед, как безумный… Я не успела оглянуться назад, ни даже кивнуть в знак благодарности моему спасителю. Шалый, точно сознавая смертельную опасность, несся, как
вихрь.
Всё полетело к чёрту верхним концом вниз. Помнится мне страшный, бешеный
вихрь, который закружил меня, как перышко. Кружил он долго и стер с лица земли и жену, и самую тетю, и мою
силу. Из степного полустанка, как видите, он забросил меня на эту темную улицу.
Душный туман поднимался и пьянил голову. Что-то в отчаянии погибало, и из отчаяния взвивалась дерзкая радость. Да, пускай. Если нет спасения от темных, непонятных
сил души, то выход — броситься им навстречу, свиться, слиться с ними целиком — и в этой новой, небывало полной цельности закрутиться в сумасшедшем
вихре.
— Я пришла сюда, чтобы научиться искусству, которое я люблю всем сердцем, всем существом моим… Не знаю, что выйдет из меня: актриса или бездарность, но… какая-то огромная
сила владеет мною… Что-то поднимает меня от земли и носит
вихрем, когда я читаю стихи в лесу, в поле, у озера или просто так, дома… В моих мечтах я создала замок Трумвиль, в котором была я принцессой Брандегильдой, а мой муж рыцарем Трумвилем… А мой маленький принц, мой ребенок…
И царь сред трона
В порфире, в славе предстоит,
Клейноды вкруг, в них власть и
силаВдали Европы блещет строй,
Стрел тучи Азия пустила,
Идут американцы в бой.
Темнят крылами понт грифоны,
Льют огонь медных жерл драконы,
Полканы
вихрем пыль крутят;
Безмерные поля, долины
Обсели вдруг стада орлины
И все на царский смотрят взгляд.
И неизвестно, что устоит в этом распластовании и распылении человека и мира, есть ли устойчивая субстанция — я, есть ли человек, которого не в
силах снести порыв стихийного мирового
вихря, который пребудет и после гибели целых миров.